Вечерняя Москва оценивает тувинского "Лира"

В московском фестивальном контексте тувинский «Король Лир» кажется всего лишь эпигонством. Он не впечатляет ни оригинальной концепцией, ни развитием этнических традиций, оказавшихся сильно «осовеченными»: сцены отбиваются затемнением, слегка отрешенные азиатские лица изображают психологическое проживание. Поставь на место тувинских каких-нибудь других актеров – и не поймешь, где тут десять отличий.

Вместе с режиссером Алексеем Ооржаком на «маску» выдвигается художник Валерий Шульга. Он соорудил из большого дырявого полотна шатер-трансформер и ввел в действие замечательных кукол. В прологе куклы разыгрывают свое собственное представление. Затем возникают как видение обезумевшего Лира (третий номинант на «маску» Александр Салчак) и вершат над ним свой собственный суд. Дважды на руках у Лира оказывается одна из кукол, и ослабевший от бед король, который кажется почти бесполым существом, пытается покормить ее грудью; возможно, Лир растил дочерей совсем без матери? В мире, где человек становится марионеткой в руках судьбы, эти куклы кажутся неуязвимыми и бесстрастными существами. Если бы можно было номинировать художника только за кукол, это было бы справедливее, так как многозначительные трансформации шатра (вот это небо, а вот опасность, а это чертоги) очень быстро утомляют глаз.

Алексей Ооржак решил начать оригинально. Озвучить решение Лира о разделе государства предложено Шуту (Эдуард Ондар) – а с дурака что возьмешь. Гонерилья (Саяна Сат) и Регана (Галина Мунзук) подхватывают игруи клянутся в дочерней любви, обращаясь к Шуту. Корделия (Анай-Хаак Донгак) игру не принимает и обращается к отцу – люблю, дескать, не больше, но и не меньше. В который раз остается невнятным один из ключевых мотивов «Короля Лира» – что же заставило монарха так враз осерчать на любимую дочь.

А дальше «Лир» течет как по маслу, заставляя который раз призадуматься над тем, какое же все-таки это странное искусство – театр. Сидят себе люди в зале, вежливо смотрят знакомую историю, охотятся за оттенками смысловых нюансов и радуются, если что-то найдут.

Правда, вдруг посреди сплошной рутины нет-нет да и мелькнет вспышка чистой поэзии. Вот Эдгар (Сайдаш Монгуш), приведя слепого отца (Дыртык Монгуш) на фальшивый «утес», с болью ждет, когда тот решится на роковой прыжок, а потом нежно подхватывает его на руки и кружит, точно убаюкивает его измученную душу. Но таких моментов раздва и обчелся.