Каждое утро ровно в восемь часов в здание Верховного суда Республики Тыва входит высокий, статный, элегантный мужчина. Поднимается на второй этаж, в кабинет с табличкой «Судья Верховного суда Хамидулла Галимуллович Файзуллин».
Вот уже 14 лет он выполняет сложнейшую и ответственнейшую миссию: выносит именем Российской Федерации приговоры по самым сложным уголовным делам. Это очень непросто – судить людей. Для этого необходимо не только скрупулезное знание Закона, но и еще, как он считает, самое главное – осознанное понимание справедливости.
Это понимание пришло с опытом: 37 лет – общий юридический стаж работы Хамидуллы Галимулловича, из них четырнадцать лет он проработал в районных судах Тувы, девять – адвокатом, четырнадцать – судьей Верховного Суда.
Хамидулла Файзуллин – Заслуженный юрист Российской Федерации, Заслуженный работник Республики Тыва, ветеран труда – один из самых уважаемых и авторитетных судей республики, в которую он, уроженец маленькой татарской деревеньки Солоухо, приехал 37 лет назад, в 1970 году.
Приехал по приглашению Евгения Петровича Шуста, тогда заместителя председателя Верховного Суда Тувинской АССР.
Это была очень хорошая традиция: поехать в вуз, выявить лучших студентов и пригласить на работу. Евгению Петровичу, тоже выпускнику Свердловского юридического, сразу указали на нескольких выпускников. Он выбрал Хамидуллу Файзуллина: двадцатисемилетний выпускник умен, начитан и, самое главное – уже сформировавшаяся личность. И физически крепкий: за плечами армия, работа на лесосплаве.
Так Хамидулла Файзуллин попал в Туву.
– Хамидулла Галимуллович, с чего началась ваша работа в Туве?
– Евгений Петрович Шуст еще в Свердловске предложил мне на выбор: работать судьей либо в городе, либо в деревне. Я сказал, что в деревне бы еще и лучше, я ведь деревенский.
Меня назначили судьей в село Бай-Хаак. Снимал комнату у очень милой бабушки Варвары Семеновны Воробьевой. Зарплата была небольшая, сажал картошку, огородик у меня был. Крестьянский труд мне не в новинку.
Работать было непросто, но очень интересно. Председателем Тандинского районного суда была Нина Петровна Островская, замечательный человек, хороший руководитель и настоящий судья. Так вдвоем и работали. Дел было много.
Профессиональный опыт появлялся постепенно. Часто на выручку приходил опыт житейский. Было у меня одно гражданское дело – односельчане, жившие через два дома, спорили из-за молодого боровка. Каждый считал его своим. И этот боровок, по воле спорящих, оказывался в загоне то у одного, то у другого «хозяина».
Особых примет у него не было. Но спорящие привели своих свидетелей. Решил провести выездное судебное заседание. Целой группой – я, два народных заседателя, секретарь суда, свидетели – отправились мы к домам спорящих сторон.
Распорядился запустить боровка в первый двор, тот визжал, никак не хотел идти в свинарник. Предполагаемому хозяину пришлось загонять его насильно.
А у хозяина второго двора, одного из претендентов на спорного борова, была злющая собака. Чужие – животное ли, человек ли – рядом пройти даже не могли. Ну, думаю, если боровок чужой, мимо этого пса никак пройти не сможет. Но он пробежал спокойно и даже довольно близко от собаки. Та даже не обратила на него внимания.
Тут я и постановил признать борова за хозяином второго двора. Никто и не спорил, все признали правоту решения. Для сельских жителей все было понятно. Но я, конечно, свое решение разъяснил. А в судебном акте записал, что свидетели проигравшей стороны добросовестно заблуждались.
– Это напоминает мне восточные сказки, в которых седобородый мудрец так же разрешал подобные споры. А вы ведь были совсем молодым человеком. Наверное, благодаря этому случаю сразу стали знаменитым?
– Да. (Смеется.) В селе сразу заговорили, что молодой судья принял мудрое решение.
История эта имела своеобразное последствие. В те годы при необходимости судьям приходилось выезжать на судебные процессы в разные районы. Один раз вызывает меня Евгений Петрович Шуст. Улыбается. «Поросячье дело, – говорит, – ты очень хорошо разрешил. В селе Сут-Холь как раз для тебя есть телячье дело. Три раза рассматривали, трижды отменяли. Съезди, ты деревенскую жизнь хорошо знаешь».
Много русских семей в те годы в Сут-Холе жило. Две из них спорили из-за молодого бычка-торбачка, так в селе называли кастрированных бычков. Одна из «хозяек» была депутатом, уж не помню чего.
Изучил я дело, вижу: без эксперта не обойтись. А не в каждой деревне был ветеринар. Но находились умельцы. К ним обычно и обращались, чтобы «выложить», то есть кастрировать скот. Рассудил так: каждый хирург, каждый столяр имеет свой почерк. Вот я и стал выяснять, кто «выложил» торбачка.
В одной семье говорят, что не помнят, вроде, кто-то проезжий. А во второй назвали односельчанина-хакаса, который обычно этим занимался. Приглашаю его в качестве свидетеля. Спрашиваю, есть ли что-то характерное в вашем способе? Да, говорит, я свой срез сразу узнаю. И объяснил, в чем особенность. Осмотрели торбачка. Эксперт наш сразу свой характерный срез признал. Так хозяева бычка и определились. Достался он не депутату.
– О гражданских делах, с которых начиналась ваша юридическая практика, вы сегодня вспоминаете с улыбкой. А в каких громких, уголовных процессах вам приходилось участвовать?
– Вы помните громкий судебный процесс по делу об убийстве рыбаков на озере Сут-Холь в 1991 году? Я в то время занимался адвокатской практикой, так как после четырнадцати лет судебной работы понял: чтобы узнать истинную причину преступлений, нужно изучить дело изнутри. И это был самый интересный, самый творческий период моей жизни.
На сут-хольском процессе был адвокатом обвиняемого Владимира Куулара. Со всей ответственностью заявляю, что это преступление не имело никакой национальной окраски.
В качестве судьи я тоже рассмотрел немало громких уголовных дел. Все помню очень хорошо. 7 апреля 1997 года мы начали рассмотрение уголовного дела в отношении Начына Байкара. Он в августе 1996 года убил четырех человек: трех заготовителей Кызылского горПО и подполковника ФСБ, забрал их оружие и, чувствуя безнаказанность, продолжал преступления.
В деле также как очевидец и укрыватель преступления участвовал его племянник Херел Маады. Я понимал, что нужно выявить суть преступления, и поэтому впервые в своей практике решил применить в ходе судебного следствия раздельный допрос. Отдельно привезли Херела Маады, и мы заслушали его показания. Он понимал, что от его показаний зависит его дальнейшая судьба. И что интересно – все удивлялись, почему его привезли отдельно, почему допрашивают одного.
Херел Маады все подробно рассказал. Потом привезли Байкара, и мы зачитали ему показания Херела Маады. Байкара согласился, не оспаривал эти показания.
Я все пытался понять, почему же он совершил это страшное преступление? Неужели только из-за оружия, пусть и дорогого?!
Оказалось, нет. Он говорил, что ему, человеку таежному, было обидно видеть у начинающих охотников, да даже и никаких не охотников, такое хорошее, дорогое оружие, с монокулярами и другими приспособлениями. Он завидовал! И из-за зависти убил и украл.
Это преступление было очень загадочным. Убитых нашли в разное время. Подполковника ФСБ Сергея Орус-оола Байкара убил примерно в трех километрах от того места, где расстрелял троих заготовителей. И ведь Байкара как знающий тайгу старожил десять дней участвовал в поисковой группе! Потом его по подозрению задерживали, но через месяц отпустили. Но в октябре его арестовали снова.
Мы даже вынесли частное определение о поощрении тех, кто занимался расследованием этого дела. Непосредственно это дело от прокуратуры Кызыла курировал Петр Максимович Судеркин, от Респрокуратуры – Бадма Менкеевич Бадмаев. Расследование было проведено очень оперативно и качественно.
Сравнив обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, суд пришел к убеждению, что Байкара представляет исключительную опасность для общества и его следует подвергнуть исключительной мере наказания – смертной казни.
Приговор был вынесен 7 мая 1997 года. Ровно через месяц после начала рассмотрения дела. И это притом, что в деле участвовало четверо подсудимых, восемь потерпевших, были заслушаны двадцать свидетелей. Работать пришлось очень много – днями и ночами. В Верховном Суде РФ наш приговор утвердили. Суд действительно был скорым и правым.
– Приходилось ли вам рассматривать дела организованных преступных группировок?
– Да, конечно, и не раз. Расскажу о братьях Мамонтовых. Я понимаю, что у них с детства была нелегкая жизнь: отца не было, неблагополучная семья, но ведь таких людей вокруг немало, но не все они становятся преступниками.
Собрав организованную преступную группировку, Андрей Мамонтов с двумя старшими братьями и приятелем за короткое время совершили четыре убийства, два изнасилования, кроме того – хищения автомобилей и всякого имущества, разбои. У меня сложилось впечатление, что с них сняли узду: никакого страха, слепая агрессия. Было 10 потерпевших.
В рассмотрении дела принимали участие 29 свидетелей, пять защитников. Восемь толстенных томов уголовного дела! Процесс был очень тяжелым.
Мне важно было понять, кто лидер в этой группе. Чувствовал, что многое будет зависеть от того, как поведет себя во время процесса лидер. Главным оказался Андрей Мамонтов, младший из братьев. Он и по уровню развития был выше остальных обвиняемых.
Дело было многоэпизодным, скрупулезно рассматривали каждый эпизод. Мы очень долго и очень тщательно все взвешивали и анализировали. Ошибки здесь быть не должно. Я лично несу персональную ответственность за каждый вынесенный приговор.
Обсудив и оценив все обстоятельства, суд пришел к выводу, что двое из преступной группы – Андрей и Александр Мамонтовы – представляют исключительную опасность для общества, и назначил им исключительную меру наказания – смертную казнь.
Это дело мы начали рассматривать 15 декабря 1997 года, а приговор был оглашен 22 января 1998 года. Один месяц и одна неделя. И этот приговор также был утвержден в Верховном Суде Российской Федерации.
Позднее Начын Байкара и братья Мамонтовы подали прошение о помиловании на имя Президента России Бориса Ельцина. Братьев Мамонтовых помиловали. Теперь они в Соликамске отбывают пожизненное заключение.
– В декабре 2006 года Госдума еще на три года продлила действовавший мораторий на применение смертной казни в России. А как вы считаете: необходима ли смертная казнь?
– Считаю, что на современном этапе, с учетом существующей криминогенной обстановки, эта мера наказания необходима. Она имеет превентивное – предупреждающее, показательное – значение.
– Что вы чувствуете и переживаете, когда приходится выносить суровый приговор, особенно, смертную казнь?
– Это очень непросто. Это огромная нагрузка. Все люди по ночам спят, видят прекрасные сны, а ты лежишь, ворочаешься, все время мыслями возвращаешься к рассматриваемому делу. Все думаешь, анализируешь, сравниваешь.
Судья, выносящий приговор, должен иметь осознанное понимание справедливости. В книге Бытия сказано: «Кто прольет кровь человеческую, сказал Господь, того кровь прольется рукою человека».
В трактате крупнейшего государственного деятеля и юриста Древнего Рима Ульпиана написано: «Строже или мягче карать за святотатство проконсул должен решать, сообразуясь с личностью (преступника), с обстоятельствами дела и времени, с возрастом и полом».
И вот давайте посмотрим, что говорится в части 3 статьи 60 УК РФ: «При назначении наказания учитывается характер и степень общественной опасности преступления и личность виновного, в том числе обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, а также влияние назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи». Как видим, все то же самое, ничего за много веков не изменилось.
За свою жизнь я вынес немало различных приговоров и отвечаю за каждый из них. Под каждым из них готов вновь подписаться.
– Я еще раз убеждаюсь, что работа судьи невероятно тяжела. Не только физически, но и, главным образом, психологически. Наверное, нужно родиться судьей? Расскажите о вашем детстве, Хамидулла Галимуллович.
– Мама моя была простой крестьянкой. Она умерла, когда мне было пять лет. Отец закончил медресе – духовную семинарию. Вечерами дома собиралась вся семья, заходили соседи. Отец читал нам суры из Корана и другую духовную литературу.
Мой отец был настоящим тружеником и очень мудрым, уважаемым человеком. К нему приходили за советом, он помогал разрешать споры, мирил односельчан. Теперь я понимаю, как много он вложил в меня и на генном уровне и в плане воспитания.
Во мне рано проявилась тяга к знаниям. Помню, в первом классе я сам пошел в библиотеку, но все подходящие мне по возрасту книги были на руках. Библиотекарь посмотрела на меня, подумала и дала брошюрку «Происхождение человека».
Дома бабки посмотрели ее и, сильно негодуя, велели унести книжку назад. «Человека создал Всевышний!» – сказали они. Но я все же прочитал ее, все картинки рассмотрел. (Смеется).
Наша сельская библиотека была очень хорошая. Особенно много было книг русской классики. Их в дальнейшем я и читал запоем. Культура чтения была привита мне отцом.
Расскажу вам случай из моего детства. Мы жили в маленькой татарской деревеньке Солоухо Красноярского края, где все знали друг друга, соблюдали все обычаи и традиции, и говорили по-татарски. Я носил тюбетейку, как и все татарские мальчики и мужчины, в школу еще не ходил, по-русски знал только два-три слова.
Деревня была бедная, жилось так трудно, что отец решил поездить и осмотреться. Так он оказался в закрытом сибирском поселке Усть-Ангарск, где находились урановые рудники. В простонародье он назывался почтовый ящик № 4.
Отец устроился работать водовозом. До сих пор помню запряженную телегу, перевозившую две большие деревянные бочки с водой, которые он наполнял по нескольку раз в день. У меня сохранилась фотография тех лет, где мы с отцом сидим на этой телеге. Я, как водится, в тюбетейке, а у отца доброе-доброе лицо, такое родное и дорогое. И руки. Большие, натруженные, узловатые. Руки рабочего человека.
Отец построил домик в два окна и попросил знакомых привезти в Усть-Ангарск меня. Обустроившись, он планировал перевезти сюда всю нашу семью. Снабжение в поселке было очень хорошее, московское, только с хлебом почему-то были проблемы. Закончив работу в пять часов, отец шел к вагончику, приспособленному для продажи хлеба, становился в конец длиннющей очереди и только к семи часам возвращался домой с хлебом.
Я видел, как отец уставал, и однажды предложил: давай, я буду покупать хлеб, все равно я свободен весь день. Было заметно, что отец сомневается, но я с такой уверенностью смотрел ему в глаза, что он не решился отказать.
На следующий день я надел свою тюбетейку, взял деньги, большую кирзовую сумку для хлеба и отправился к хлебному вагончику. Жара. Очередь двигается медленно. Было трудно так долго стоять, продвигаясь вперед маленькими шажками. Хотелось пить, присесть на корточки, однако я терпел.
Но вот мы уже приблизились к широким, сколоченным в виде лестницы доскам, приставленным к возвышению, на котором стоял хлебный вагончик. Прежнего сонного состояния очереди как не бывало: люди спорили, кое-кто пытался втиснуться, очередь возмущалась.
Я насторожился, очень аккуратно поднялся по лестнице. До заветного окошка оставалось всего несколько человек. И тут очередь заволновалась, в суматохе кто-то то ли случайно, то ли специально толкнул меня, и я полетел вниз. Деньги, зажатые в кулаке, рассыпались.
По привычке хотел поправить тюбетейку, но ее на голове тоже не оказалось! От возмущения и ярости я вскочил на ноги и закричал: «Тюбетейки нет! Денег нет!! Очереди нет!! Хлеба нет!!!» Я использовал весь запас русских слов, которые знал.
Вокруг сразу образовалась толпа. Кто отряхивал мои штанишки, кто собирал рассыпавшиеся копейки. Люди улыбались, гладили меня по голове, хлопали по плечу. Тюбетейка моя была уже на голове, а две заветные булки хлеба – в сумке.
До того хмурые, усталые, даже озлобленные лица улыбались, лучились добротой. Я слышал, что они повторяли слово «молодец».
В этот момент я почувствовал, что эти люди мне не чужие. Нас объединяло что-то очень хорошее. Так меня и проводили – с улыбками, как маленького героя.
Все еще возбужденный и радостный я вернулся домой. Дома первым делом отрезал себе кусок хлеба. Он показался мне таким душистым, таким вкусным. Краюшка так аппетитно хрустела! Свежий хлеб из пекарни всегда вкусен, но этот! Я наелся, успокоился и отцу решил ничего не рассказывать.
Он пришел с работы в пять часов и, улыбаясь, спросил: «Хлеб купил? Все нормально?» Отвечаю: все нормально, хлеб купил. Отец рассмеялся, потрепал меня по голове: ты еще домой не пришел, а мне уже рассказали, как ты хлеб покупал. Оказывается, люди рассказали отцу: я кричал так, что очередь содрогнулась. Хвалили, что был молодцом, не плакал и не хныкал, что отстоял свое право, как настоящий мужчина.
– А как отец отнесся к вашему выбору профессии?
– Серьезный разговор на эту тему у меня с отцом состоялся после демобилизации со срочной службы. Советская Армия стала для меня отличной школой жизни. Всегда с уважением отношусь к людям в военной форме.
В самый разгар кубинского кризиса я был принят в ряды ВЛКСМ, а спустя год стал кандидатом в члены КПСС. Перед демобилизацией был секретарем комсомольской организации дивизиона в ракетных войсках стратегического назначения.
В армии освоил специальность ракетчика, закончил вечернюю партшколу при политотделе дивизии и получил среднее образование в вечерней школе военного гарнизона. С огромной теплотой вспоминаю своих командиров – офицеров и старшин. Многие из них были фронтовиками. За их плечами была война.
Отец подолгу расспрашивал меня о военной службе, о ракетных войсках. И, наконец, поставил вопрос напрямую: какую профессию выберу. Я хотел стать судьей или работником лесного хозяйства.
Общение с отцом помогло сделать окончательный выбор. Когда я сказал, что решил поступать в юридический вуз и буду судьей, отец одобрил мой выбор, был очень рад. «Судья – тот же мулла, – сказал он, – только светский». А мулла – это наставник, духовный отец в конкретном населенном пункте, где живут мусульмане.
Я уже знал, что отец смертельно болен, ему осталось жить три-четыре месяца, но об этом он не догадывался…
Его уход из жизни был огромной потерей. Отец всегда был для меня примером, самым главным моим наставником.
– Ваш папа оказался прав? В судейской практике вам действительно пришлось выступать и в роли муллы?
– Да, мне пришлось выступать и своеобразным муллой при рассмотрении гражданских дел – жилищных, трудовых споров. Многие не знают или забыли, что в советское время Жилищный кодекс РСФСР предусматривал выселение нанимателей с членами семьи из ведомственных квартир предприятий, отнесенных к утвержденному правительством СССР особому списку важнейших предприятий.
В Тандинском районе к этому списку были отнесены комбинат «Тувакобальт», ПМК-585 и все совхозы района. И если квартиросъемщик оставлял работу по собственному желанию или увольнялся за нарушение трудовой дисциплины, руководители предприятий предъявляли в суд иски о выселении.
За четырнадцать лет работы в районных судах по моим решениям, не была выселена ни одна семья. Например, в семьдесят пятом году семья Панкратовых подлежала выселению. В иске руководителю ПМК-585 было отказано в связи с тем, что этот год был объявлен Годом матери и ребенка. И это решение утвердил Верховный Суд республики.
В других случаях решения о выселении выносил, но следом выносил определение со ссылкой на ГПК РСФСР об отсрочке исполнения в связи с зимним периодом, потом отсрочку продлевал, потому что посажен огород. Если это не срабатывало, то предлагал члену семьи написать заявление о приеме на работу в это же предприятие, заранее зная, что будет отказ из-за неимения профессии или отсутствия вакансий. В конце концов затягивал это до бесконечности.
Про разные вполне законные изощрения и юридические казусы можно говорить много, но итог один – ни одна семья не была выселена на улицу. К этой моей инициативе руководители района относились с пониманием и поддерживали.
– Убийцы, воры, насильники – масса негативного окружает вас в зале судебного заседания. Хамидулла Галимуллович, как при этом вам удается сохранить позитивное отношение к жизни и людям?
– А в жизни мне чаще всего встречались и встречаются именно добрые, хорошие люди. Вот и в Верховном Суде РТ меня окружают очень хорошие люди.
С огромной благодарностью я вспоминаю Евгения Петровича Шуста, благодаря которому я оказался в этом прекрасном крае. Он очень большой профессионал. Из Тувы его направили на еще более ответственный участок работы – председателем Спецсуда при Ленинградском горсуде, в котором рассматривались особо секретные дела. Только три года назад в возрасте восьмидесяти лет он ушел на заслуженный отдых. Мы продолжаем встречаться. Он всегда тепло вспоминает Туву.
Благодарен Нине Петровне Островской, которая учила меня аккуратности, ответственному отношению к работе, Анай-оолу Дыытпаевичу Ховалыгу, бывшему прокурору республики, министру юстиции и председателю Верховного Суда РТ, который учил меня уважительному отношению к людям, Ивану Ивановичу Макушину, фронтовику, работавшему заместителем прокурора республики, а до выхода на пенсию заместителем министра юстиции.
В 1976 году после отъезда Евгения Петровича Шуста на должность заместителя председателя Верховного Суда из Мордовии был приглашен Валерий Ильич Валишин. Он был моим другом. Это все прекрасные люди, во многом они были для меня примером.
И я радуюсь, что все эти добрые традиции сохранила и продолжает развивать Надежда Чычан-ооловна Кужугет, нынешний председатель Верховного Суда республики, настоящий профессионал и прекрасный человек.
Она очень опытный юрист, много лет проработала в таких больших и сложных районах как Дзун-Хемчик, Барун-Хемчик, Пий-Хем. И в Верховном Суде РТ ей поручались сложнейшие дела. В том числе и Сут-Хольское. Она блестяще рассмотрела это дело. Верховный Суд России не внес в ее приговор никаких изменений.
У меня любимая работа, хорошее здоровье, прекрасная семья. Моя супруга Валентина Сагаановна – экономист по образованию, работала в системе министерства финансов. Она заботливая жена, хранительница домашнего очага.
Сын Равиль – ученик восьмого класса гослицея. Его имя внесено во Всероссийскую книгу «Одаренные дети – будущее России». Я считаю себя очень счастливым человеком.