Сегодня Международный день театра. Накануне этой даты в Туве с успехом состоялась премьера «Денгерлернин айбычызы» по пьесе Карло Гольдони «Слуга двух господ». Алтае-московский театральный режиссер и киноактер Амаду Мамадаков смело перенес в тувинские реалии Италию 18 века. Вместо гондол, кочевники залезают, а потом таскают на веревочке свои расписные «аптара» сундуки.
Почтенным отцам двух семейств предстоит не просто поженить своих детей, а напомнить об общих корнях и породнить две приграничные территории: тувинскую и алтайскую.
Спектакль и начинается с символической сцены: силуэты знаменитой «Алтайской принцессы» с плато Укок и тюркского воина предваряют феерическое действие, в котором перемешиваются языки, эпохи, нравы.
Роль Труффальдино стала бенефисом Оолака Ондара. Выпускник ЛГИТМиКа за 15 лет работы в театре ни разу не играл в полную мощь своего комедийного таланта и как будто только и ждал появления Гольдони на нашей сцене.
Пресловутым чертом из табакерки он выскакивает из зрительного зала, возвращается туда, вовлекает в балаган оторопевших зрителей и скрывается, чтобы появиться снова. В пандан ему только игра однокурсницы Саяны Оюн (Бригеллы). На этом актерском дуэте держится весь каркас спектакля. Удивительно тонкий перевод текста на тувинский язык осуществил актер Леонид Кан-оол, кстати, он играет Сильвио – зловредного жениха, с мефистофелевскими шуточками.
И тоже очень убедителен в своей роли. Щедростью Бригеллы с Труффальдино, обносящих зрителей натуральным «изиг ханом» (традиционным угощением из кровяной колбасы), уходом героинь в виртуальный мир компьютерных игр режиссерские хулиганства не заканчиваются.
В самый патетичный момент, на фальшивую россыпь золота в «танце орла» (в ритуальном приветственном танце борцов) под свист восторженного зала ступают два знаменитых «хурешиста» Маадыр Монгуш и Алдын-оол Куулар, чемпионы республики по вольной борьбе с титулами Арзылан моге (Львы).
Борцы в поединке, своими движениями поднимают пыль от блесток, топча никчемное «золото», что выглядит более, чем символично. Такие же аллюзии прослеживаются и в грохоте винтов, когда Труффальдино, надрывая голос, разговаривает, задрав голову с какими-то невидимыми господами в небе. Утаскивая наверх сундук с золотом, голоса упоминают архаров.
Несложно догадаться, что в спектакль введен отголосок январских событий, когда безнаказанно рыщущие в алтайской тайге вип-браконьеры, расстреляв краснокнижных горных архаров, погибли сами. Не случайно Труффальдино обращается к зрителям с горьким монологом о судьбе народа: под предлогом экономических преобразований вывороченнной земле, во имя науки обесчещенных могилах предков, духе «Укокской принцессы» не нашедшей успокоения и насылающей землетрясения на своих неразумных потомков.
Специально для постановки были сшиты стилизованные костюмы, в которых смешиваются европейские и тюркские мотивы. В последнем акте силуэт «Алтайской принцессы» через разорванное полотно вторгается в сценическое пространство и сопровождает уход Труффальдино, успевающего крикнуть: «Но кончен путь. Я вижу берега...»
Театральная «принцесса» предстает в максимально приближенном к описанию реставраторов наряде: красная шелковая юбка с поясом - знаком воина и высокий головной убор с золотыми накостниками, согласно древним поверьям, хранящим тайны бессмертия. Веселье заканчивается.
Молодожены счастливы. Алтайский и тувинский сваты переговариваются по спутниковым телефонам, крича друг другу: «Але-але, плохо слышно. Подожди, сейчас заберусь на Монгун-Тайгу!».
После полуторачасового смеха у зрителей остается легкая грусть от последнего назидания веселого слуги, вынужденного крутиться, чтобы выжить меж двух хозяев: «Скажу без похвальбы, что в наши годы, двум господам служить-лихой удел...»