Мое погружение в мир Высоцкого, можно сказать, началось со знакомства с двумя Сергеями, Даржаа и Ивановым. С легкой руки первого мне в летние каникулы учебы в Кызылском пединституте посчастливилось поработать, правда, всего один сезон, на курорте «Чедер» культорганизатором или по-простому массовиком-затейником.
Но вначале немного о том, как я, сельский парень подружился с городским, сыном министра. А министры (слово-то, какое) тогда нам казались какими-то небожителями.
В студенческом общежитии, куда нас поселили, я с первого курса входил в состав студсовета и отвечал там за культурно-массовые мероприятия. Вернее, скажем по-другому, именно мое участие в культмероприятиях, т.е. игра на баяне на танцах, видимо, послужила причиной того, что меня в первую же осень учебы избрали в совет самоуправления общежития.
Наверное, молодым людям сейчас трудно представить, но, в то время музыкальное сопровождение танцев осуществлялось обычным человеком по мере умения и таланта каждого.
Кажется, на втором курсе я как-то на заседании студсовета высказал мысль о том, что неплохо было бы приобрести для общежития музыкальные инструменты. Тогда ведь только начали зарождаться вокально-инструментальные ансамбли (ВИА). В институте уже функционировал такой ансамбль во главе нашего однокурсника Юрия Сенникова, нынешнего директора Автодорожного техникума. Бессменный председатель студсовета Петя Морозов, ныне маститый учитель и деятель на ниве образования, тогда высказался насчет финансовых затруднений студенческого общества, но при этом, поддержал идею и обещал подумать.
Через некоторое время у нас появляется двое молодых людей: Сергей Даржаа и Олег Санчай, царствие небесное им обоим. Оказывается, у этих городских парней есть музыкальные и ударные инструменты, главное, звукоусиливающая аппаратура и они готовы помочь нам. С их помощью мы в общежитии создали ансамбль, для полного состава которого к ним присоединились я и студент филфака Чургуй-оол Доржу, ныне успешно работающий на ниве науки ученый.
Ансамбль был не ахти какой, но свое предназначение развлекать студентов, выполнял в течение почти трех лет исправно.
И вот мой друг, Сергей Даржаа предлагает мне работу, на что я «клюнул». Он привел меня в Управление курортов, что на «Востоке», познакомил меня кое с кем (он там был «свой парень») и через некоторое время уже провожал меня на курорт.
На курорте мне выдали постельные принадлежности и привели в комнату в домике у берега лечебного озера. Я должен был жить здесь на пару с Сережей, который, как я потом узнал, работал здесь и киномехаником, и шофером, и сантехником и кем-то еще. Сказали, что он в отъезде и прибудет не сегодня, так завтра.
В комнате, где я расположился, самым заметным был большущий магнитофон на столе. Мне приходилось, конечно, видеть до этого магнитофоны, но это было что-то невероятное, со многими кнопочками и с большими бобинами для лент.
Кастелянша сказала, что этот магнитофон – собственность курорта и сейчас его бесконечно крутит Сережа, но если надо, то мне можно пользоваться им (как будто, я прекрасно в нем разбираюсь). Мое внимание к магнитофону быстро иссякло и я переключился на шестиструнную гитару, оказавшуюся тут же в комнате. Она хорошо легла мне в руки и весь первый курортный вечер я бренчал на ней.
Назавтра, после обеда приехал Сережа Иванов, который, несмотря на исконно русскую фамилию оказался по национальности цыганом, такой длинный увалень с глубоко посаженными черными глазами, черными же кудрями волос, лет, наверное, где-то около тридцати, если не больше.
Оказывается он ездил в город Новосибирск за кассетами с записями песен В.Высоцкого и очень гордился тем, что всего за трое суток сумел успешно провернуть дело. Говорит, хорошо, что с приездом поездом из Абакана в Новосибирск попал как раз вовремя. В это время в условленном только для посвященных месте начался разбор кассет Высоцкого, только что привезенных из Москвы. Ведь мог бы сидеть и ждать неделями новой партии кассет. Было такое время. По приезду, он часть кассет раздал в Кызыле, отправил к родственникам в Сарыг-Сеп, а сюда привез целых три больших кассеты.
Сергей Иванов, если по-современному называть, был фанатом Высоцкого, пел глухим цыганским голосом, и достаточно прилично для киномеханика играл на гитаре. Он по приезду дня два-три разрывался между своими «должностными обязанностями» и магнитофоном, чуть что, бегал в свою комнату и прослушивал привезенные свои кассеты. Несколько раз я заставал его за перепиской текстов с магнитофонной записи в тетрадь с зеленой обложкой.
Вечерами у нас начинался уже своего рода музыкальный «ликбез». Сережа, как я уже повадился называть его как все, рассказывал о Высоцком, пел, иногда читая тексты с тетради. В привезенных из Новосибирска кассетах были новые, наверное, недавно сочиненные Высоцким песни и некоторые, видимо, наиболее понравившиеся из них Сережа при мне начал учить, подражая магнитофонной записи. Тогда я стал невольно напевать вместе с ним и через некоторое время понял, что знаю песню наизусть. С тех пор, вот уже сорок с лишним лет у меня в мозгу сидят, любимые для студента физмата, строки:
Товарищи ученые, доценты с кандидатами!
Замучились вы с иксами, запутались в нулях…
Сережа так до конца и не выучил эту песню, впрочем, также как и песню «Кони привередливые…» из той же партии из Новосибирска. Зато у него были свои коронные, так называемые, блатные песни, начиная от сиротских (Так зачем я на свет появился, так зачем меня мать родила.) до авторских песен Аркадия Северного и др. Здесь ему не было равных. Из Высоцкого он великолепно исполнял песни «Татуировка» (Не делили мы тебя и не ласкали…), «Протопи ты мне баньку по белому». От Сергея Иванова в живом исполнении я впервые услышал «Песню о друге (Если друг оказался вдруг), шуточные песни «Мао Цзедун – большой шалун», «В желтой жаркой Африке» В.Высоцкого.
Из того, что рассказывал Сережа о Высоцком, если судить с колокольни нынешнего, более информированного времени, было много выдуманного. То он «сидел», то он «воевал» и т. д. Но, нельзя винить в этом Сережу. Ведь в таком же положении находилось почти все население громадной страны с атомной бомбой. Голос Высоцкого доносился почти с каждого окна, но нигде, ни в одной газете невозможно было прочесть, ни в одной радио-, и телепередаче нельзя было услышать ни слова о Высоцком. Природа не терпит пустоты, и рождались мифы.
Стремительно пролетело время, всего один сезон. На курорте отдыхали наши уважаемые фронтовики. Для них на прощание надо было исполнить соответствующую песню. По совету Сергея я выучил «Братские могилы…» Высоцкого.
… Здесь раньше вставала земля на дыбы,
А нынче — гранитные плиты.
Здесь нет ни одной персональной судьбы
Все судьбы в единую слиты…
Эта была первая песня Высоцкого, которую я исполнял публично.
С тех пор, с подачи моих добрых друзей, двух Сергеев, гитара стала неотъемлемой частью моей жизни, а песни Высоцкого – путеводной звездой моего творчества. Высоцкий боготворил горы, я написал в честь наших мужественных альпинистов «Загадочное Килиманджаро». У Высоцкого много юморных песен, у меня самая удачная шутливая песня о курорте «Чедер», может это напоминание о моих друзей, не знаю.
Горжусь тем, что в 90-х годах прошлого века на замечательном фестивале «Лилии Азаса» мои коллеги композиторы прозвали меня «Тувинским Высоцким». Этим очень высоким и почетными, хотя и неофициальными «званием», мои товарищи окрестили меня не столько за исполнение песен Высоцкого, хотя там звучала «Почему аборигены съели Кука», сколько за «Тоджинскую песню», которую я считаю своей первой бардовской песней.
Когда я попал в жизненную переделку и стоял на краю, мне вспомнились следующие строки Высоцкого, которые подвигли меня не сдаваться и идти на покорение вершин, какими бы недосягаемыми они не казались:
Ну вот исчезла дрожь в руках,
Теперь наверх.
Ну вот сорвался в пропасть страх
Навек, навек.
Для остановки нет причин
Иду скользя,
И в мире нет таких вершин,
Что взять нельзя.