Когда о самых дорогих сердцу книгах просишь рассказать библиотекаря — особенно если он не из тех, кто лишь ищет запрашиваемую литературу и заполняет формуляры, а профессионал, искренне любящий своё дело, — то разговор наверняка затянется. Ведь наш собеседник — человек, который в мире литературы, можно сказать, живёт. Лариса Докан-оол, начальник научно-методического отдела библиотеки имени К. Чуковского, как раз такой библиотекарь. Настоящий. Библиотечному делу училась долго: сначала в Кызылском училище искусств, потом — во ВСГАКИ. Прежде чем рекомендовать своим маленьким читателям какую-то книжку, она старается побеседовать с ними, чтобы понять, к чему они уже готовы. Чтобы не погасить в ребёнке тягу к чтению, надо считаться с его личными предпочтениями, считает Лариса.
— Возможно, это прозвучит несколько искусственно, но когда я была маленькая, я, как и многие дети, очень любила Чуковского, — наш разговор Лариса начинает очень логично. Впрочем — кто в детстве, скажите, не любил сказки дедушки Корнея? — Помню, когда я не умела ещё читать и слушала чтение мамы, мы сидели вместе с младшими братьями и сестрой и рассматривали книжки с картинками Конашевича — наверное, это самый известный его иллюстратор — и нам очень нравился рисунок, где звери прибивают луну к небу. Вот только из-за этих рисунков мы и полюбили чтение. А книжку ту даже разорвали — поделили между собой странички с картинками.
Боже мой! И что же вам досталось?
— Мне досталась курица, которая печёт пирожки. Мне она нравилась. Это то, что я помню из своего раннего детства — оно связано именно с Чуковским. Когда я перешла уже в подростковый возраст, мне понравилась фантастика. Это моя слабость, моя любовь. До сих пор читаю и перечитываю. Меня потрясли братья Стругацкие. Как раз в 90-е, когда у нас шёл слом и политический, и экономический, была выпущена полная серия их произведений, и я начала читать «Обитаемый остров». Началась дикая инфляция… И меня потрясло даже не то, как изменился главный герой Максим, когда он попал на новую планету. Он, землянин, проходил все этапы погружения в реальность, какая одновременно открывалась в то время и перед нами, обычными людьми, которые когда-то были октябрятами, пионерами, едва не стали коммунистами — но это всё уже прошло, и мы входили уже в абсолютно новую жизнь… Поэтому мне почему-то казалось, что мы переживаем то же самое, что и Максим. Эта книга была написана в 60-е годы — я и поняла, насколько тесно литература связана с жизнью. Честные, грамотные, образованные писатели, понимающие реальность и вместе с тем понимающие, что такое фантастика и выдумка, они создали книгу, которая даже спустя время не просто что-то рассказывает людям, она что-то открывает, облегчает им вхождение в жизнь. С тех пор я очень люблю братьев Стругацких
—А что ещё из мира фантастики, в который вы окунулись, вас взволновало?
— Из зарубежных — Бредбери, Азимов… Из наших отечественных авторов это ещё Ефремов. Польский автор Станислав Лем. В них есть удивительное сочетание: они видят мир, нашу реальность, но вместе с тем они понимают, что есть какие-то факторы, которые теоретически могут быть, и эта вероятность может повлиять на мир и на людей каким-то особенным образом. Мне это очень нравится.
Это сейчас вы уже осознанно аргументируете. А тогда, в юности, что вас привлекало в фантастике?
— В детстве я прекрасно понимала, что сказки — это сказки. Но сказки мне всегда нравились. То же самое с фантастикой. Я понимаю, что это фантастика, но, тем не менее, мне нравится многовариантность, скажем так. То, что есть какое-то допущение. Раз, два — и открывается какой-то абсолютно новый мир. Если по телевизору шла какая-то экранизация — я всегда бежала читать книгу. Мне было интересно сравнить экранизацию и своё — то, что увидела я при чтении.
И какие выводы у вас получались?
— Экранизация зависит от режиссёра. Но про экранизацию «Обитаемого острова» я не могу говорить спокойно. Первая часть не понравилась настолько, что я не пошла смотреть вторую. Эта книга оказала на меня такое влияние — и взять и свести всё к комиксному боевику... Я уважаю Бондарчука, но ожидала большего. Книга намного глубже, и снять можно было великолепный фильм.
Вы увлеклись фантастикой и потому, что чего-то не хватало в реальной жизни?
— Нет. Не потому, что здесь и сейчас было скучно. Фантастика позволяет, знаете, взглянуть по-другому на окружающий мир. Но взять Толкиена, например, я Толкиена очень люблю. Однако авторитет наших Стругацких для меня непререкаем. Наивысшее, как они писали, наслаждение — это когда ты видишь, понимаешь, начинаешь анализировать явления реальности. Стругацкие категорически не любили толкиенистов, тех, кто уходил от реальности в совершенно выдуманный мир. И это их отношение передалось и мне. Мне лично интересно узнать, что случается с людьми — именно с людьми, с космонавтами — по пути к звёздам. Меня не интересует, какого цвета звезда, будут ли инопланетяне. Мне интересно, как меняются люди в полном одиночестве или в тесной изоляции. Хорошие фантасты пишут как раз об этом. И когда в картину, которую предлагают тебе фантасты, ты можешь поверить, уже, наверное, не так удивляет то, что происходит в реальности. Понимаете? Вот, наверное, поэтому мне так нравится фантастика. Я люблю и классику, конечно. Мы её читали, глубоко изучали. Но всё-таки есть такое расстояние, по моему мнению, между классикой и нами, современными людьми, которое не каждый сможет преодолеть. Согласитесь — кто-то классику любит, а кто-то — нет.
—Наверное, точнее — воспринимает или нет.
— Да. Читать её сложно. Хотя, заметили ли вы, — когда шла экранизация Бортко, все бросились перечитывать «Идиота» Достоевского. И оказалось, что все слова, реплики героев фильма точь-в-точь идут по Достоевскому. Достоевский, оказывается, писал разговорной речью.
О, у него очень простой язык, кстати. Сложные только конструкции предложений — они длинные. А язык действительно очень простой.
— Да. И поэтому когда мы перечитывали, то тоже обменивались этими наблюдениями. Вы понимаете, если режиссёр талантлив, ты удивляешься соответствию экранизации книге, и это, конечно, замечательно. Достоевским мы с одноклассниками в своё время переболели. У него очень сложный, болезненный и очень петербуржский мир. И в нём есть такая пронзительная искренность и честность, которая подростков, мне кажется — особенно их, — по-настоящему подкупает. По отношению к Достоевскому сложилось так, что его либо слишком возвышают, либо отвергают. Но я для себя в какой-то момент поняла, что это что-то немного болезненное. И постепенно от него всё же отступила.
Можно сказать, что это уже — пережито и пересмотрено?
Да, можно так сказать. Мне нравится английский юмор — я до сих пор люблю Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Я люблю булгаковский юмор. Очень любила в своё время Паустовского — «Повесть о жизни». Он отказывается от автобиографичности, но, тем не менее, там идёт его рассказ о России дореволюционной, то, что он пережил во время революции. У Константина Георгиевича очень чистый поэтический язык, поэтому читать его — одно сплошное удовольствие. И опять же, я читала эту книгу в старших классах. Когда ты учишь историю, и тебе говорят, что Октябрьская революция была не одна, до этого была и Февральская революция — всё это понятно, но пока ты не почитаешь современников, это останется для тебя сухими фактами. А тут писатель своим акварельным языком рассказывает о времени больших перемен — это расцвечивает, делает ближе историческое прошлое. Но я бы не сказала, что я любитель исторической литературы.
Вы храните верность своей любви к фантастике… а ведь многие люди это своё увлечение оставляют в юности, как бы перерастают его.
— Да. Но новых авторов я почему-то не воспринимаю. Так, как в своё время меня потрясли Ефремов и Стругацкие, современники меня уже не потрясают. Но своих любимых авторов я перечитываю и опять что-то новое в них нахожу. До сих пор.
Есть ли произведения, которые ждут своего часа, то есть такие, которые хотелось бы прочитать, но пока руки не доходят?
— Ждут своего часа, всё-таки, современные авторы, чьи произведения награждены солидными премиями, которые произвели фурор. Хочется ознакомиться с творениями нобелевских лауреатов. Читать новое — это обязанность библиотекаря, да и любого взрослого образованного человека.